Премия Рунета-2020
Иркутск
-2°
Boom metrics

Юрий Грымов: Сегодня в России нет индустрии кино

Известный режиссер рассказал программе «Мракоборец», почему держит все подробности съемок новой «Анны Карениной» в строжайшей тайне [аудио, видео]
Известный режиссер рассказал программе «Мракоборец», почему держит все подробности съемок новой «Анны Карениной» в строжайшей тайне

Известный режиссер рассказал программе «Мракоборец», почему держит все подробности съемок новой «Анны Карениной» в строжайшей тайне

Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ

Рябцева:

- Это программа «Мракоборец». Новый проект, в котором будем говорить про культурные, человеческие ценности и про политику. И будем пытаться узнать, где же грань между этими тремя категориями. В студии Денис Корсаков и Леся Рябцева. И у нас в гостях Юрий Грымов. Начнем с актуальных новостей – с «Анны Карениной».

Корсаков:

- «Анна Каренина», которую вы снимали в атмосфере такой определенной тайны, когда она должна выйти в прокат?

Грымов:

- В течение месяца идет техническое сведение. То есть работа над фильмом закончена. Озвучание закончено. Сейчас финальное сведение. Если все мы успеем, где-то к середине лета или в конце лета – в начале осени в кино появится.

Корсаков:

- А почему вы снимали в атмосфере такой секретности?

Грымов:

- Потому что то, что я в этот раз придумал, для меня принципиально делать то, чего, может, громко звучит, но то, чего никто не делал так никогда. Я имею в виду про киноязык. Скажу вам честно, что два с половиной – три года молчал. Я думал, что это не получится.

Рябцева:

- Из-за чего?

Грымов:

- Из-за того, что тот язык, который я придумал, увидите, я держу это в тайне, я думал, что это невозможно. Моя придумка – вот так рассказать «Анну Каренину» сегодня – может не получиться.

Рябцева:

- Но при этом получилось?

Грымов:

- Сейчас получилось.

Рябцева:

- Мне кажется, что слово «невозможно» из лексикона дураков. А вы не похожи на дурака.

Грымов:

- Спасибо, я не похож на дурака. Но есть вещи, которые находятся за пределами моих возможностей. Это не финансы. Это именно адекватность придуманной идеи с материалом, который я экранизирую. Если это была бы не «Анна Каренина», а «Икс чего-то», наверное, я бы сказал: я делаю, делаю, делаю. Я это не делал. Даже мои друзья, которые знают меня лет по двадцать, они были удивлены, когда в прессе об этом написали. И один мой знакомый позвонил: слушай, я же тебя знаю двадцать лет. Как ты мог два года молчать? Я говорю про близких знакомых. Я говорю: были сомнения.

Корсаков:

- Каким образом вы сняли ее сразу в семи странах мира?

Грымов:

- Все сложно. Это все то, чего я вам сейчас не скажу. Не пижоню. Просто я хочу, чтобы для вас был шок, когда вы это увидите. Культурный шок. Что это возможно. Это необычно. Но для тех, кто слушает нас, скажу, что это все очень корректно. Фильм называется «Интимный дневник Анны Карениной». Я где-то прочитал в прессе: ну, там, наверное, у Грымова много эротики. Хочу напомнить, «интимный – личный», не сексуальный дневник, а интимный. Книга «Анна Каренина», в которой рассказываются события, о которых все знают, это очень личная история. Согласны? И мы рассказали ее с точки зрения Карениной, как дневника. Сегодня девушка ведет дневник публичный – в сетях. А раньше был интимный дневник. Она писала себе. Она могла показать подруге. И уровень общения был гораздо уже. Но дневники все вели и тогда, и сейчас.

Рябцева:

- А вот эта провокативность в фильме, которую все обсуждают, она может что-то разжечь, и так зажженное.

Корсаков:

- Два месяца назад состоялась премьера ролика, где курят, занимаются сексом, стреляют. И все это очень…

Грымов:

- Так же, как и у Толстого. Занимаются сексом, курят. И у Толстого, между прочим, то, что явилось одним из таких толчков, Анне Карениной приснился сон, что два мужчины источали ей ласки. И оба – Алексеи. Она говорит: я – неприличная женщина. Если мне такое снится, значит я нехорошая женщина. Она была воспитанная женщина, но так в жизни случилось, что она влюбилась, потерялась, потом добавилось отчаяние, морфий, не любовь к дочери от любовника. Поэтому как раз я следую только Толстому. И все линии у меня остались, кроме линии Левина. Но отношения, имена – все то же самое. Я не вижу разницы, вот вы передо мной сидите – мужчина и женщина. Я не вижу, почему вы не можете быть Вронским или Карениным, а вы не можете быть Карениной. В чем гений этого произведения, которое не так сильно любил сам Толстой. Он считал, что это так, легкое очень чтиво. Потому что это про людей. Я понимаю, что происходит. Я в 15 лет читал «Анну Каренину», я вообще не понимал, что это такое. Мне были непонятны эти чувства и эти страсти. Когда я перечитал уже в зрелом возрасте, я понимаю, о чем идет разговор.

Рябцева:

- Вы сейчас снимаете классику, которая является, по вашим словам, еще и в тренде. Мы сейчас вокруг наблюдаем примерно то же самое.

Грымов:

- Наверное. Что значит – тренд? Наверное, тренд. Когда я дебютировал в кино в 1998 году с фильмом «Муму», это тоже тренд. Тургенев и «Муму» - это фольклор. «Анна Каренина» - тоже фольклор. Любовь, паровоз и так далее…

Рябцева:

- Вы перекладываете на современный лад.

Грымов:

- Это не так. Это отчасти так. Когда я сделал «Муму», а потом у меня другая экранизация была Улицкой – «Казус Кукоцкого», я рассказываю свою историю. Я рассказываю историю, которая мне близка. И в «Муму» я рассказывал историю прежде всего про барыню – матушку Тургенева. Через произведение не самое выдающееся для Тургенева. Маленький рассказ. В «Кукоцком» меня интересовал переход границы. И натыкаюсь на книгу Люси Улицкой, и мы с ней общаемся, я снимаю сериал, для меня это было важно. Потому что я не люблю телемуви российские, ужасно, это все отсутствие профессии. И я сделал то, что хотел. Я рад, что сообщество отреагировало – зрители, награды. Я рад, что это получилось. Сейчас я заканчиваю «Каренину».С 1 июня я начинаю снимать «Три сестры» в Орловской области по Чехову. Я не издеваюсь над ними, я уважаю. Но я рассказываю свою историю.

Рябцева:

- А если не примут?

Грымов:

- Ну и что?

Рябцева:

- Вы для себя снимаете?

Грымов:

- Всегда для себя. Я не знаю про людей. Условно, я 30 лет работаю с людьми. В тесном контакте с людьми. Мой творческий опыт и в кино, и в театре показал, наверное, сегодня я могу так говорить, что у меня есть какая-то своя аудитория, есть свой зритель, которому интересно со мной. А мне интересно с ними. Те зрители, которым я неинтересен, они мне тоже неинтересны. У меня нет вот этого комплекса – со всеми, каждый день. Я правду говорю. Поэтому мне важно оставаться самим собой и делать то, что я хочу. Вот это для меня принципиально – делать то, что я хочу. Очень трудно. Я говорю про экономическую ситуацию. Министерство культуры приложило все усилия, чтобы индустрия кино в России исчезла. Отечественного кинематографа не существует.

Рябцева:

- А вы вопреки?

Грымов:

- Я не вопреки. Я так далеко во все это уже зашел. Я не занимаюсь каким-то бизнесом, хотя я выпустил свою линию вин в Испании. Сейчас они в России приходят очень успешно. Потому что я давно хотел сделать свое вино. И я сделал десять своих вин. Но мне нравится то, что я делаю. Это моя жизнь. Мне нравится ставить спектакли. Я работал в малом жанре рекламы, клипы, шоу-бизнес. Мне это нравится.

Рябцева:

- Вы продолжаете работать продюсером над некоторым проектами?

Грымов:

- Нет.

Рябцева:

- А «Царь-град»?

Грымов:

- Нет, я с ними уже не работаю. Потому что тот уклон, куда все это пошло, мне это… как-то мы разошлись в том плане, что мне было интересно делать современное православное телевидение. Я человек православный. Я сделал проект Rublev.com. Большой портал. Но там это стало все более политическим. И я им не нужен. Ну и все.

Корсаков:

- Канал получился такой мракобесный очень.

Грымов:

- Там меня нет.

Корсаков:

- Вы указаны до сих пор как один из руководителей канала на сайте.

Грымов:

- Пользуюсь случаем: я не имею никакого отношения. Да, мы сделали оформление, я позвал Норкина, Кузичева. Кузичев остался, Норкин ушел с «Царь-града». Мы сделали оформление этого. Были какие-то вещи, но я вижу, куда это все идет. Мне это не близко. Наверное, экономически я не очень зависим. Я могу себе позволить сказать: я не хочу. Я могу работать бесплатно, когда мне это интересно. Я могу работать за большие деньги. Но я должен быть мотивирован. В ситуации с «Царь-градом» - нет, мы не сотрудничаем.

Корсаков:

- «Анна Каренина» - кто играет Каренину?

Грымов:

- Тоже не скажу.

Корсаков:

- А почему?

Грымов:

- Потому что это все связано с этой идеей.

Корсаков:

- Странная тенденция. Сейчас Алексей Герман-младший скрывал упорно, кто у него будет играть Довлатова. Учитель скрывал, кто у него играет Матильду Кшесинскую. А потом выясняется, что это малоизвестные актеры.

Грымов:

- У меня-то все будет понятно на премьере. Я вас приглашу. Вы встаете, когда увидите первый кадр, вы будете хлопать. Я вам гарантирую. Это не игра с тем, что… я сейчас совершенно спокойно могу сказать, кто у меня будет играть в «Трех сестрах». Весь состав. А тут другая история.

Корсаков:

- Кто вам нравится из тех, кто играл Анну Каренину?

Грымов:

- Первая – Самойлова. Мне не очень нравится тот фильм, который был последний, с Кирой Найтли. Мне не понравилось, потому что это все холодно. Это не про нас. Американское такое интересное кино. А повод – какой-то Толстой. Так в Америке. Самойлова – мне нравится старый черно-белый фильм.

Корсаков:

- Он цветной.

Грымов:

- Я его смотрел в детстве как черно-белый. И он у меня остался как черно-белое кино.

Корсаков:

- Есть такая точка зрения, что Анна Каренина – женщина очень страстная и пылкая. А играли ее в основном женщины, актрисы достаточно холодные. Как Грета Гарбо, которая холодная как лед. Вивьен Ли – более эмоциональная, наверное. У вас она будет страстная женщина?

Грымов:

- Она будет у меня страстной и запутанной. Проблема, как мне кажется, то, что я в картине пытаюсь вывести, проблема Карениной не в том, что она не разобралась с мужчинами. Она не смогла разобраться с собой. Мужчины – это не так важно. Это не такая большая проблема. Человек, который подошел к самоубийству, который публично признался, что он не любит свою дочь, родившуюся от любовника, она страстная, сомневающаяся. Наверное, слабая. Негоже это – кончать жизнь самоубийством. Неправильно – оставлять двоих детей.

Корсаков:

- Но она же в таком измененном состоянии сознания все-таки это сделала.

Грымов:

- Морфий, который она применяла уже потом, потому что она не могла спать, в этом психе, который ее накачал. Говорят: раньше общество на это реагировало, сейчас обществу по фигу. Да не по фигу и сейчас никому. Просто вопрос – как вы лично к этому относитесь. Переступаете вы эту грань неприличного? А если вы ее переступаете и чувствуете, что переступили грань неприличного, значит вы понимаете, что произошло. Мне кажется, что Каренина для меня – такая запутавшаяся с собой. Она себя загнала в угол. Никто ей в этом не помогал. Муж по большому счету – молодец. Не в смысле молодец, вел себя очень достойно, если разобраться. Она сама себя уничтожила.

Корсаков:

- Каренин-то, действительно, персонаж скорее положительный. Его жалко. И обычно мы привыкли думать, отчасти благодаря фильму Зархи, что это такой мерзкий старый сухарь, который душит все живое. У вас Каренин будет какой?

Грымов:

- У меня Каренин разный. Но у меня концепция – он у меня глазами Карениной Когда он говорит «какие у него мерзкие уши, почему я должна источать ему ласки сегодня вечером…» Слава богу, Каренин – порядочный мужчина, он чувствует что-то и он меня не травмирует в плане интимных отношений. Поэтому я иду четко по тому, как я понимаю, о чем писал Толстой. Здесь ключевое слово – как я понимаю.

Рябцева:

- А вы что-то использовали для создания этих образов, помимо самого произведения? Архивы, в Толстом копались?

Грымов:

- Нет, в этой ситуации – нет. Когда я делал «Казус Кукоцкого», я даже курс акушерства и гинекологии закончил. Потому что мне было интересно, главный герой – гинеколог. Это все непросто. Мне так казалось. Важно. Здесь я все-таки апеллировал к своим переживаниям, к своим чувствам, к знанию того, что я вижу вокруг себя, людей. И само произведение Толстого. И сама модель. Я считаю, что все живы. И Каренина, и Вронский. Все то же самое, я не вижу разницы. Такие же страсти сегодня, так же они и кипят.

Рябцева:

- А почему вы подумали, что вы можете создать то, что видит и думает женщина?

Грымов:

- Потому что все мои картины, их у меня пять, они все про женщин. Даже вроде бы «Казус Кукоцкого», но главная героиня – и рассказ идет о семье. И «Муму» - это не Герасим, а барыня. Меня противоположный пол интересовал всегда.

Рябцева:

- Это радует.

Грымов:

- И мне было все это очень интересно. Даже когда я окончил курсы акушерства и гинекологии, я еще сильнее убедился в том, что женщины – это совсем другие существа. Они тоже млекопитающие, как и мужчины, но совсем другие.

Рябцева:

- С другой планеты?

Грымов:

- Уверен. Думаю, да.

Рябцева:

- Вот эта любовь к классике – чем ее объяснить? Нехватка тем вокруг нас?

Грымов:

- Я могу объяснить… У меня и без этого был фильм «Коллекционер» с Петренко, с Цыгановым, Волкова Катя. И такие тоже фильмы были. Просто, наверное, знаете, с чем связано. С большим желанием глубже и сложнее говорить о людях. Сюжет как таковой, вот сейчас взял я «Три сестры», поверьте, очень непросто мне. Сюжет, там нет – зашел за угол, пульнул, она упала, та – люблю, не люблю. Люди сидят всю историю на даче. Они разговаривают в кругу близких, друзей. Если мы эту тему тронули, то я тут меняю возраст. У Чехова в «Трех сестрах» девушкам по 20-25, а у меня – по 65-70 лет. У меня все вот такие. Я собрал мегалюдей.

Корсаков:

- Кого?

Грымов:

- Все практически укомплектованы. Я собрал два пласта великих людей российского, советского кинематографа. Молодежь – это те, которым под 60. 55-58. Балуев, Максим Суханов, Игорь Яцко. Повыше – Анна Каменкова, которая играла у Эфроса сестру Иру. Она играет у меня Машу – среднюю сестру в свои за 60. Ира Мазуркевич из Питера играет младшую сестру Иру. Игорь Ясулович играет Чебутыкина. Владимир Носик из Малого театра играет хозяина дома. Такая компания.

Корсаков:

- А почему им по 70 лет?

Грымов:

- Я так решил, что это правильно. Потому что мне не нравится кривляние 20-летних девушек в кринолине. Они не понимают. Мы изменились. Плохо, хорошо – это отдельный разговор. Все изменилось. Пытаются говорить в политике про культурные скрепы. Это все попытка осмыслить сегодняшнее, происходящее. Когда я оставляю на 90 процентов Чехова, хотя называется «Три сестры: 120 лет спустя». То есть это не продолжение, это сегодняшние люди. Сегодняшние женщины и мужчины, живущие такой жизнью. Они хотят в Москву, рассуждают о деньгах, о семье, о стране, работать – не работать. О дружбе. И мне показалось, что из уст таких персонажей, такого возраста – это звучит убедительно.

Корсаков:

- Говоря о том, что в «Трех сестрах» героиням будет по 70 лет, условно, у Чехова же сохраняется еще какая-то надежда, поскольку у него героини молодые, что они могут еще теоретически уехать в Москву. А когда 70 лет – уже все, уже конец.

Грымов:

- Большой вопрос. Не согласен. Если отвлечься от Чехова и поговорить про день сегодняшний, сегодня старость помолодела. Это факт налицо. Во-вторых, они никакие не рухляди. Они потрясающие женщины. Они живут своей жизнью. Это красивые актрисы, красивые люди. Я не вижу здесь проблем. И мне не нравится то, что я включаю телевизор и вижу сериалы, где только 25-летние девушки. Нигде так в мире нету. А у меня главные героини – зрелые женщины и мужчины. У нас просто перекос случился.

Рябцева:

- У нас в обществе вообще проблема с дискриминацией по возрастному признаку.

Грымов:

- Конечно. У нас много дискриминаций. В том числе и половая дискриминация существует. И существует у нас дискриминация возрастная. Поэтому я и высказываюсь на эту тему. Но это не проект, типа, вот я такой смелый, высказываюсь. Мне просто интересно. Потому что… Даже, скажу вам, главные герои мужчины – Тузенбах и Соленый, вы знаете, какую музыку они у меня слушают? Led Zeppelin, Pink Floyd, Beatles. Какая разница? Это современная история о тех же проблемах, которые тоже от нас не ушли. Проблемы выживания, отношения к детям. Если заметите, ни у кого из них нет детей. Для меня это все очень интересно. Я рад, что я ухитрился это сделать, запускаю проект, киностудия Горького поддержала. Поддержал губернатор Орловской области. Мы нашли особнячок, где мы это снимаем. Я рад, что собралась большая компания людей.

Корсаков:

- Откуда сейчас вот это маниакальное стремление до сих пор у всех – приехать в Москву?

Грымов:

- Объективное.

Корсаков:

- Нет же проблем в Америке, что человек живет в Сиэтле, а ему – «в Нью-Йорк, в Нью-Йорк!»

Грымов:

- Я с вами поспорю. Я в 1992 году работал в Лас-Вегасе. Это тоже наше понимание Америки. Я делал фильм «Чужие» про американцев. Говорил про влияние культур. Как американская культура влияет на арабов, конфликт, которые сегодня налицо. Это я снял пять лет назад. Или шесть. Хотят люди в Нью-Йорк приехать. Те, кому это близко. Мне Нью-Йорк не интересен. Кому-то нравится. Кто-то хочет заниматься фермерством, конечно, Техас и так далее. Но есть люди, которые мечтают о Нью-Йорке. Нью-Йорк на самом деле, как и Москва, это такое измерение успеха. Вы успешный человек, значит у вас должна быть квартира в Москве или в Нью-Йорке, если вы американец. Все очень похоже. В этом плане – похоже. Сегодня я езжу, я провожу какую-то часть времени в Орле. И я уверен, что культура, если мы говорим серьезно, вкладывая весь смысл в это слово «культура», она должна происходить там, за пределами Московской области. Оттуда – сюда. Не отсюда – туда. Здесь все понятно. Министерство культуры разрушило полностью индустрию кино. Есть любимые пять режиссеров, два дирижера, пятнадцать еще кого-то. А культура – она шире, она богаче. И Министерство культуры должно быть главным министерством в стране. Не Министерство обороны, ни Министерство экономики.

Рябцева:

- Чем это поможет?

Грымов:

- Поможет тем, что мы будем по-другому к себе относиться. И я рад, что сегодня даже то, что говорит президент, о каком-то сплачивании вокруг какой-то большой идеи, русской идеи… Так сложилось, что я живу на две страны – на Францию и на Россию. И частично бываю в Швейцарии, потому что там сестра живет с мужем. И я скажу такую вещь, что за последние пять лет такого количества вопросов в сторону России я не слышал там никогда.

Рябцева:

- Но не все же со знаком плюс?

Грымов:

- Нет, конечно. А десять лет назад: Россия? Где это? О чем вы? А, там, где медведи, что ли? А, и водка с балалайкой? Это было 10-15 лет назад. Я вам клянусь.

Рябцева:

- А сейчас что?

Грымов:

- А сейчас идет обсуждение. Мы согласны, не согласны. В Париже, я общаюсь там с разными людьми: дайте вашего Путина нам! Что, я буду врать?

Рябцева:

- Вы отдаете?

Грымов:

- Я говорю о том, что у нас есть что-то хорошее, есть что-то плохое. Мне за что-то бывает даже стыдно. Но тоже не надо быть оголтелым во всем. Поэтому я же вижу, что происходит со страной. И много проблем, которые существуют. Но только я всегда говорил: российское производство коров, трусов, кино и так далее. Я не могу отвечать за коров, потому что я знаю, что это тоже гигантская работа. И сейчас этого не хватает. Но кино разрушено, индустрии нету.

Корсаков:

- Давайте поговорим о том, что кино разрушено.

Грымов:

- Мединский со всеми этими скандалами должен подать в отставку – это не происходит.

Рябцева:

- Это же происходит все под надзором Путина.

Грымов:

- Правильно.

Рябцева:

- Почему вы их разделяете?

Грымов:

- Объясняю: разделяю. Потому что, если бы, допустим, я за что-то отвечаю, я лично, и несу ответственность за какое-то количество людей. И, если мое ведомство, условно говоря, Мединского, неоднократно подвергалось не то что критике, каким-то криминальным событиям, которые сегодня происходят с Министерством культуры, нормальный человек, руководя этой большой отрасль, министр, должен уходить в отставку. Потому что это позор. А потом уже разбираться. Сегодня нет индустрии кино – не существует вообще. Господин Мединский перепутал одну вещь. Он перепутал культуру и пропаганду. Это разные вещи. Министерство культуры не должно заниматься пропагандой.

Рябцева:

- Может быть, у государства такой запрос именно на пропаганду?

Грымов:

- Пожалуйста, у государства есть достаточно ведомств и достаточно есть чиновников, которые это могут делать. Министерство культуры – другое. Нужно создать условия, при которых выгодно снимать национальное кино. Его не существует. Наших детей воспитывают американские картины. Российский прокат полностью разрушен и принадлежит уже другим компаниям. Никто мне не докажет, что это не так.

Корсаков:

- А «Легенда № 17»?

Грымов:

- Слушайте, давайте сейчас вспомним еще пять картин. Индустрия кино существует после 150 картин в год. Плохих, хороших – и большого спектра жанров. Слава богу, что что-то происходит. Но это одна картина. А я говорю про индустрию. И я вроде там что-то наскреб – сняли. Без государства, кстати.

Корсаков:

- У меня ощущение, что режиссер в современной России зарабатывает очень большие деньги. Снимает фильмы, которые никто не смотрит.

Рябцева:

- Непонятно за что. Мы по поводу того, что есть очень много жвачного кино.

Грымов:

- Вы считаете, там режиссеры зарабатывают деньги?

Корсаков:

- Они живут неплохо.

Грымов:

- Правильно. Но мы апеллируем к какому количеству режиссеров? К пятерым или к пяти тысячам?

Рябцева:

- Сколько их в России вообще?

Грымов:

- Сколько ВГИК готовит? 50-100?

Корсаков:

- Там же все сериалы…

Грымов:

- Там копейки этим режиссерам платят. Актеры, с которыми я общаюсь, я, когда снимал фильм «На ощупь» с Бариновым и с Шагиным, у меня снималась прекрасная актриса Зайцева. Спрашиваю: вас давно не видно. Вы где-то снимались? Да, снималась, сериал какой-то. А кто режиссер? Она говорит: какой-то в кепке. У нас в России победило продюсерское кино. За последние 15 лет продюсерское кино доказало полную несостоятельность. Вы сейчас назовете коммерческие фильмы в виде «Елок», опять это будет один, два, три проекта, или фильм «Горько!» А сотни провальных, убыточных. Сейчас вышел фильм «Герой» с Димой Биланом. Посмотрите, как они провалились в прокате. Финансово. Это продюсерское кино. Мы даже не знаем режиссера. А люди, которые выпускали кино, даже не подумали, что это историческое кино, где в главной роли снимался Дима Билан. Не Дмитрий Билан. Они сами принизили всю эту ситуацию этого белогвардейского движения. Дима снимался. Снимал Петя, Сережа и Вовка. Я же вижу все эти потуги и Фонда кино, и так далее. Я не претендую никогда на получение там денег, потому что мне не дадут. Я еще, наверное, не достиг тех знаний, чтобы прийти в кабинет к чиновнику, что-то там сделать в кабинете и уйти с 10 млн. долларов. Я еще, наверное, не знаю таких секретов.

Корсаков:

- Мы говорили, что фильмы проваливаются в прокате. А почему их снимают?

Грымов:

- Объясняю. Люди уже понимают и люди деньги не вкладывают. Государство, то есть деньги наши с вами, да, они выделяют на это. Тем самым, наверное, думают, что в этой ситуации они сохраняют кино. Но мы же знаем прекрасно, это официальная информация, они финансируют только 8 компаний, государство. Они каждый год им дают деньги. Иногда дают с возвратом, иногда дают без возврата. В этом году дают деньги просто так. Другим не дают. И не надо давать. Потому что нужно создать условия, при которых кино выгодно снимать. Нельзя постоянно брать деньги у государства. У государства во проблем! Еще будем брать деньги на кино. А чиновники не могут создать реформу кино. Я в свое время на Фейсбуке и у меня на сайте опубликована моя реформа кино. Я написал законодательную программу, как изменить ситуацию в кино. Я получил письмо от президента: большое спасибо за проделанную работу. Но это никому не нужно. Те8-10 компаний, которые чего-то снимают, фильмы, которые не всегда удачные и в коммерческом плане, и, условно говоря, в культурном плане, а им это не надо. Зачем им реформа? У них все нормально. А это все лидеры, в том числе Михалков и так далее. А я считаю, что должна работать индустрия. Должна быть сильная дебютная программа. Должна быть поддержка производителя. Кино – это тоже производство. Отечественное производство 140 млн. человек говорят на русском языке. Я надеюсь, еще думают на этом языке. Но это все меняется. У нас государственный канал ВГТРК запускает ремейк, они делают на «Доктор Хаус». Нормально? О чем это говорит? Сняли «Родину». Такая калька. Зачем?

Рябцева:

- Может, потому что это проверенный способ?

Грымов:

- И этот способ уже неоднократно доказывал: нету рейтингов. Снял Урсуляк прекрасный фильм «Ликвидая» - большой рейтинг, большое внимание. Никто этим не занят. Мы все покупаем. Все программы. Я думаю, что 80 процентов программ, если не больше, это все купленные телевизионные программы. К этому все привыкли. Но мне это неинтересно – обслуживать иностранные бренды и там чего-то такое делать с ними. Приходят люди, они зарабатывают на этом деньги. Это хорошо. Телевидение не хочет рисковать. Сегодня никто не хочет инвестировать в своих людей. В дебютные работы, в неожиданные работы.

Корсаков:

- А идеи-то есть какие-то гениальные?

Грымов:

- Да навалом идей. Я знаю массу людей, которые хотят и могут работать. Кстати, к разговору о «Трех сестрах», то, что я изменил возраст. Вы думаете, это кому-то надо будет на телевидении? Никому. Это же во сне страшном не приснится - я прихожу на какой-то канал и говорю: я снимаю такое кино, хочу, чтобы вы нас поддержали. Зачем?

Рябцева:

- «Пятница»?

Грымов:

- Я не ходил. Я к этим людям не ходил. Я не верю, что это может произойти, что кто-то нам даст финансирование. Мы сделаем кино – совместно киностудия Горького, моя студия. Потом попытаемся это продать. Но цель-то – рассказать историю. Да, и по дороге заработать деньги, если получится. А не наоборот. Я взрослый, я знаю, как все коррумпировано. Я знаю, какие студии снимают при ВГТРК, как это все делается.

Рябцева:

- Вам не кажется, что это происходит в том числе не только потому, что правительство у нас такое, а потому что и народ, население точно такое же? У нас есть измельчание русского ума. Скоро выйдет мюзикл про козла и тигра – Тимура и Амура. Спрос рождает предложение.

Грымов:

- Люди все очень разные. Вспоминаю Орел – это литературная столица. Три великих писателя. С хорошими музеями – и Тургенева, и Лескова, и Андреева. И город по-настоящему живет литературой. Я видел людей. Люди разные. Просто не надо всех загонять под одну марку – все умные. Это неправильно. Все дураки – неправильно. Мы разные. Когда сегодня формируется программа телевизионная или киношная, она формируется под какое-то яркое понимание большинства. У меня третий год в академическом театре РАМТ идет спектакль «Цветы для Элджернона». Вы не можете купит билет за два месяца. Каждый год театр поднимает цену на билет. Мы стартовали с 1200 рублей, это государственный театр. Сейчас уже билет стоит 5 тысяч. Битком. Люди приходят, плачут. Мы сыграли, условно, 50 спектаклей или больше. Не было ни одного спектакля, чтобы зал не стоял, не хлопал стоя. Это те же люди, те же россияне, москвичи. Возраст разный – от 16 до 60. Они все сидят, в едином порыве ревут. Не надо всем говорить, что все идиоты. Кто придумал на телевидении, эти редактора, которые выбирают продукт и снимают совершенно катастрофические фильмы с точки зрения нравственности, производства, культуры производства, игры актеров. Это я сегодня вижу. Я говорю честно. Я бы так не говорил, если бы не сделал свою версию телефильма «Казус Кукоцкого». Кто-то скажет: Юрий, должны быть какие-то рейтинги. Давайте инвестировать в страну. Давайте инвестировать в зрителя. Тогда люди будут работать, тогда люди будут гордиться страной. Они будут спокойно превращаться в граждан. И это будет общество. У меня такое ощущение, что с экрана телевизора иногда правительство, в частности – президент говорит: я хочу обратной связи, давайте будем говорить. А все боятся это делать.

Рябцева:

- Боятся с ним поговорить?

Грымов:

- Конечно.

Рябцева:

- А вы не боитесь?

Грымов:

- А чего мне бояться? Я – сформировавшийся человек. Мне очень интересно то, чем я занимаюсь. Потому что другой жизни я не вижу для себя. Я знаю, как изменить ситуацию, я имею в виду – в культурной среде, именно наладить реальное производство картин. Плохих, хороших, средних, чтобы все-таки зритель возвращался на экран отечественного кино. А не смотрел американское кино. Когда начинают говорить: а вы можете снять, как американское кино? Зачем? Китайцы снимают китайское кино прекрасное. Японцы – японское.

Корсаков:

- Когда они говорят про американское кино, они имеют в виду запредельный технический уровень.

Грымов:

- Да никому это уже не надо. Посмотрите на последние сборы во всем мире. На 8,5 % упала посещаемость кинотеатров. Кино исчезает. Кино превратилось в маркетинговую куклу. Те фильмы, которые можно обсуждать, их тоже в мире мало. Закат кинематографа происходит. Поэтому меня все больше и больше интересует театр. У меня идет детский спектакль «Затерянный мир», который мы поставили по Конан Дойлу. Никто в мире не решался на сцене поставить.

Корсаков:

- Откуда динозавры?

Грымов:

- Выходят пятиметровые динозавры. Я вас приглашу, когда будем играть. Истерика – дети орут, ногами топчут. У меня в зале дети клянутся, что они видели динозавров. Они в заговоре. Высокотехнологичный спектакль. Мы играем его крайне редко, он очень дорогой по производству. Сто человек обслуживают спектакль. У меня первое отделение – старый Лондон, второй – джунгли с динозаврами. Сами выходят на сцену.

Рябцева:

- Почему у вас получается, а у других режиссеров – нет?

Грымов:

- Я не знаю. У них, наверное, тоже чего-то получается. Может, я просто не вижу.

Рябцева:

- Вы просто так говорите, как будто вы один, и все вокруг – идиоты.

Грымов:

- Нет, я не так говорю. Просто то, что я вижу, большинство, 90 процентов, мне это неинтересно. Я так не умею, я не достиг такого совершенства, чтобы делать такие сериалы.

Рябцева:

- Со спокойной душой при этом.

Грымов:

- Я хочу и готов работать, и делаю все возможное, очень трудно, - оставаться независимым. Мировой кинематограф держат независимые студии. А в России должны держать большие компании. Независимые студии – это интересно. Мне неинтересно смотреть в очередной раз какой-нибудь переигранный фильм американский большого мэйджора. Я все знаю. Тут машина перевернулась, там взорвались. Меня минут на пятнадцать хватает. Но я и постарше человек. Я на это нагляделся. В той же Америке 90 процентов фильмов – г… И 10 процентов – хороших. Такой же процент.

Рябцева:

- Вы в кино ходите?

Грымов:

- Нет, я не люблю коллективно есть и коллективно смотреть кино. Почему-то все свои интимные потребности исполняют в туалете в одиночку. Поэтому я ненавижу большие рестораны. Все сидят и едят. Я был в одном ресторане – футбольное поле реально. И все едят. Не моя тема. В кино я не могу ходить, потому что там мало фильмов идет, которые мне интересны. Есть, но мало. И я не люблю, когда рядом на сеансе оказывается какая-нибудь девочка или парень, которые пришли просто случайно. Он по телефону разговаривает, постоянно ходит в туалет. Зачем? Я дожидаюсь, когда официальный релиз, покупаю blu-ray в подлиннике. Я не люблю, когда русские артисты озвучивают фильмы. Это ужасно. Это слушать невозможно в основном. Когда идет дубляж отдельно, дикторский. Я хочу слышать, как артисты говорят.

Корсаков:

- В кого из современных российских режиссеров вы верите?

Грымов:

- Возраст?

Корсаков:

- 30-40 лет.

Рябцева:

- Это не молодой, прости.

Корсаков:

- Молодые.

Грымов:

- Для режиссера – да. Наверное, до 30 лет я не знаю. Старше немножко – знаю.

Корсаков:

- Кто? Василий Сигарев, Анна Меликян, есть Алексей Герман-младший.

Грымов:

- Те фамилии, которые вы называете, они интересны. Я бы туда еще добавил Юрия Быкова, более старшего – Сокурова. Хотя это все непросто. Но это я бы добавил туда. Я добавил бы любого человека, который имеет свое лицо. Ведь успех русского кино сегодня заключается в том, что он должен быть похож на американское. «Легенда № 17» - это американская модель. Мне поэтому это неинтересно. Мне интересно, когда люди ищут новый киноязык. Есть прекрасная книга Калатозова «Путешествие в Голливуд». В 1943 году умное российское правительство посылает Калатозова в Голливуд. Он пишет в этой книге, что: я удивлен двум вещам. Первое – что американские продюсеры и режиссеры существуют по такой модели: вы сделали фильм, и у вас успех. А вы начинаете делать так же, как он. Это немыслимо в советском кино. Если вы сделали такое кино, значит вы должны изобрести что-то свое. Так жил советский кинематограф. Второе его наблюдение. Все артисты и продюсеры Голливуда того времени, у них была мечта: когда-нибудь сыграть в одной картине с русскими. Сегодня ситуация наоборот – русские актеры мечтают сыграть трехухого, пятиногого монстра в какой-то жвачке. 50 лет – и все сильно изменилось. Я за то, чтобы национальная культура – это основа, вокруг которой сплачиваются люди. И как можно быстрее Министерство культуры перестанет руководить процессом пропаганды, а займется индустрией кино. Я, как член Общественной палаты Подмосковья вижу, мы разруливаем какие-то ситуации бредовые. По библиотекам, которые пытаются закрыть, а люди говорят: оставьте нам библиотеки. Клиника какая-то. Это уже даже не Салтыков-Щедрин.

Рябцева:

- Спасибо большое.